Ола амигос! Сегодня хочу рассказать о двух счастливых моментах, когда мне было хорошо в одиночестве. Наверное эти записи можно отнести тоже к дзен-историям, или к миниаютрам. Спешите прочитать! Пока мой блог не превратился в клон ещё одного “успешного успеха”.
В это утро я прокачивал дух по Методу Хофа. Это дыхательные упражнения и упражнения на мотивацию. Конкретно настраивался на то, чтобы простоять на 10 секунд под холодным душем дольше. И действительно, холод после таких практик воспринимался по-другому. Успешно достиг своей цели. А это значит произошёл удачный старт утра. Я уже знаю, что день можно смело записывать в +. Но речь пойдёт не о моих достижениях. Во время дыхательных упражнений мне вспомнились два ярких момента.
С детства я много времени провожу в раменских краях. Но на ипподроме я был всего один раз, в 2001 году, и это был фестиваль «Нашествие» в пыльные и жаркие августовские дни. Теперь ехал на новой электричке «иволга» по недавнему открытому диаметру D3 на дачу. Конечная станция называлась теперь «Ипподром», а не как раньше — «47 км». Стояла отличная морозная погода и я подумал, не проведать ли лошадок. Я зашёл на сайт и узнал, что на следующий день, в субботу, будут бега посвященные Дню конституции. Сразу созрел план. Я написал другу, любителю бегов. На следующий день мы забились пойти.
Интересный факт, термин нигилизм утвердился во всём мире, благодаря русской и немецкой философии. Термин почти вышел из употребления в XIX веке, пока его не возродил Тургенев своей легендарной нетленкой «Отцы и дети». И вот теперь уже в разных концах мира можно слышать про нигилизм разной степени негативной окрашенности и социального значения. Юкио Мисима, тоже использовал этот термин.
В камеру вошёл надзиратель. На подносе у него был салат. Он разложил салфетки и приборы на столе. Острым длинным ножом он стал резать свежие и тёмные, похожие на раздувшиеся вишни помидоры.
— Как называется этот сорт помидор, господин надзиратель?
Близился день рождения Петра Яковлева. Роковой — сороковой. А то утро было днём новой должности – он наконец-то стал начальником отдела. Сколько нервов было сожжено, сколько было выпито на праздниках, юбилеях. Сколько сменилось костюмов. И сегодня он одевал свой лучший. Жена завязала на шее самый красивый узел. И галстук был замечателен — искрился золотыми полосками. Семнадцать лет безупречной службы. Большую часть времени он провёл на работе, пялясь в экран монитора. Тихо стрекотали клавиши. Будто он писал какой-то роман. Но это была не проза, а поэзия канцелерита. Отчёты, письма, ответы на запросы. Иногда это были важные документы, касающиеся финансирования чего-то масштабного, прошивающие словно нитки ткань предприятий, ведомств, заводов, месторождений, с горящими факелами. Но в девяносто шести процентах это была рутина отписок, затянувшиеся подковёрные игры между ведомствами, футбольные пассы из одного кабинета в другой.
Весной я получил серьёзное ранение. Меня сбросило взрывом с БТРа. И при ударе об землю я сильно поломал себе ноги, получил контузию, черепно-мозговую травму, и многое другое. Несколько месяцев я провел в госпитале, где мне каким-то чудом из осколков костей сделали ноги военные врачи.
Обещанная Сатурналия состоялась значительно раньше, чем планировали. Не в декабре, как это было принято у римлян в их языческом разгуле, а в середине ноября. У Е. дача вскоре уходила под зимнюю консервацию, на моей же даче не было видно конца и края затеянного отцом строительства. Собственно под Сатрурналией мы подразумевали психоделическую встречу с употреблением различных видов мухомора.
Сама потребность в трипе мне была не так необходима, я уже рассмотрел некоторые свои аспекты в предыдущих сеансах, и результаты микродозинга который я практиковал меня вполне устраивали (на самом деле у меня была не проработана одна стойкая психологическая зависимость, которую я успешно удалил с помощью разных техник , но некоторые корешки ещё остались, и все это могло прорасти снова). Тем не менее Сатурналия случилась. И это был самый неожиданный, самый глубокий и самый интересный трип в моей жизни.
Жерло Колизея было похоже на гигантскую ржавую садовую бочку, где дачники жгут осенние ветки и листву. Пламя металось в полуразрушенных стенах. Казалось камни не могут гореть. Но сложилось так, что пузатый американский транспортник с полными баками, сбитый по ошибке своими же, угодил прямо в центр архитектурного наследия Римской империи.
Растрескавшийся асфальт. Из ампирного, по-сталински, но стилем как-то помягче здания, построенного ещё Муссолини свисают белые простыни. Но вот подъехал джип в сопровождении пары узнаваемых силуэтов БТРов и зелёные человечки с повязками в виде красной ленты скотча на руках и ногах бодро поспешили ко входу. Через несколько минут послышались, несколько заглушенных ПБС-ом коротких очередей, крики, мольбы, разбитые стекла и люди в рванине, которые были когда форменными куртками и штанами с широкими красными лампасами полетели в окно. Шлёп, шлёп, глухие удары о тысячелетнюю мостовую. Потом, из окна как-то кинематографично вылетела одинокая шляпа с перьями и никуда не спеша спланировала на камни.
Что бы такое писать по-настоящему. Например, о себе. Взлететь квадрокоптером над своей жизнью. Над своей историей. Нырнуть невидимым зондом, который проникает через любые барьеры, стенки, сосуды и капилляры. Фактически вся жизнь — история, потому что мы видим свою жизнь с небольшим замедлением.
